Непопулярная тема

[lena_malaa]

Сложно найти столь изученный вопрос в Российской империи, как крепостное право. Если в советское время изучение процесса закрепощения крестьян был вызван упором на отвержение прошлого и показ того, как страшно все было до революции, то после перестройки акценты сменились. Немедленно бЪлодельцы вытащили на свет Божий апокрифы о сладкой жизни в рабстве и рассказы помещиков о том, как привольно жили их рабы в промежутках между бунтами. Почему же бунтовали, поинтересуемся мы. А патамушта масоны, пропаганда евреев и просто народ не понимал своего счастья.

Почему-то рассказы крепостных рабов о привольной и прекрасной жизни в крепостнические времена не приводятся.

И вообще, как неоднократно указывалось в популярной псевдоисторической литературе, Салтычиха была единственной сумасшедшей тварью, а остальные помещики представляли из себя образцовых хозяев и добродетельных людей. Ну максимум спортят одну девку. Ну две спортят, уговорили меня. И то - по согласию!
Современная популярная псевдоисторическая литература разрешает быть жестокими к людям только купцам, и то в основном Демидовым.

А вот в во второй половине 19 века почему-то исследователи полагали иначе. Наверно дотянулся проклятый Сталин Александр Второй, не находите?
Предлагаю вашему просвященному вниманию заметки и находки этнографов семидесятых годов девятнадцатого века. Они рисуют причины поддержки советской власти в начале 20 века лучше всякой статистики и много лучше всяких курнягиных.

Известно, что белому духовенству в России не было предоставлено право иметь крепостных; тем не менее бывали случаи, как видно из ниже приводимого документа, что помещики особого рода условиями предоставляли священникам такие права над своими людьми, которые совершенно закрепощали этих несчастных власти священников.

Честнейший отец Василий Иванович! Препровождая при сем к вам крепостную четырнадцатилетнюю крестьянскую дочь, девку Катерину Яковлеву, доставшуюся мне после покойного родителя моего секунд-майора Максима Васильевича Качалова, писанная по последней пятой ревизии за мной, Тихвинского уезда и Шугозерского погоста в д. Равдине, покорно вас прошу оную (девку) желающим людям продать за известную вам от меня цену и покупателю оной дать от имени моего от крепостных дел с вашим, вместо меня, рукоприкладством, со всею указною очисткою, купчую крепость и в отдаче оной в записной крепостной книге расписаться. Полученные за оную (девку) деньги зачесть в имеющийся на мне ваш долг; а доколе таковой покупщик на оную не сыщется, позволяю вам держать ее в вашей домашней работе или к постороннему в таковую отдать; почему от меня, через сие, единожды и навсегда ей предписывается жить у вас или от вас кому отдана будет, во всяком послушании, с должным повиновением и все хозяйские приказания исполнять рачительно; словом сказать, препоручается она от нас в полное ваше хозяйское управление с тем уполномачиванием, ежели оная за ея грубости и непослушание подлежать будет к наказанию, то и сие над нею, по рассмотрению вашему, чинить над ней позволяю. В чем я вам, и кому от вас поверено будет, верю, и что учините вы и ваш поверенный, спорить и прекословить впредь не буду. Впротчем, пребуду Тихвинский помещик, прапорщик Андрей Максимов сын Качалов.
19 мая 1803 г.

Сохранившиеся записки о помещичьем быте, к примеру "журнал домового управления" представляют прекрасную картину того, как относились помещики к своим крепостным.
"Нашему человеку Ивану Владимирову нами приказано было, чтобы окорока свиные оба сделать на буженину с чесноком, а он один сделал с чесноком, а другой с луком, а нами велено лопатку с луком сделать, и он приказу нашего не исполнил, за что вычесть у него в будущий 764 год из положенного жалования рубль, а ежели посему исполнено не будет, то у кого сей наш журнал, того сечь плетьми на дровнях, давая по сту ударов нещадно".
Приказ о наказании для "журналиста" повторяется после каждой статьи журнала. Штраф в рубль составлял около четверти годового дохода дворового.
Среди причин к наказанию было "не получила мясную провизию Фекла Яковлева за то, что ушла из кабинета во время опочивания господина". Вслед за этим та же женщина за какую-то иную провинность подверглась следующей оригинальной каре: ее приказано было "именем и отчеством не звать, а звать всем трусихой и лживицей, а ежели кто именем и отчеством назовет, того сечь розгами по 5 000 нещадно".
Из приказов, занесенных в этот журнал, обрисовываются для нас многие подробности домового управления. Так, мы видим, что некоторые дворовые находятся в Москве: одни опущены на оброк, другие - в науке, то есть обучаются какому-либо ремеслу. По воскресеньям они должны являться в господский дом, под угрозой наказания 1 000 ударами розог. В барском доме в Москве должны были поочереди стоять на часах: лакеи, конюхи, повара и проч. За неаккуратность при исполнении этих обязанностей секли на дровнях, давая по сту ударов нещадно.
В одном указе помещик предписывает: "впредь всегда нашим людям говеть, разделяя пост поровну... а не так, как в нынешнем 764 году... больше половины людей говели на последней неделе, за что не давать тем, которым велено на пятой неделе говеть, указного (мясного) по две недели всего... а говеть и причащаться всех понуждать без пропуску. А ежели кто который год не будет говеть, того плетьми, а которые не причастяться, тех сечь розгами, давая по 5 000 раз нещадно".

Закономерно может прийти в голову вопрос: неужели подобных извергов не заставляли быть сдержаннее собственные интересы: ведь подвергнувшийся таким истязаниям долго после того не мог работать. Но изобретательный помещик принял меры и на этот случай.
"Впредь ежели кто из людей наших высечется плетьми на дровнях, - распорядился он, - дано будет 100 ударов, а розгами дано будет 17 000, таковым более одной недели лежать не давать, а которым дано будет плетьми по полусотне, а розгами по 10 000 - таковым более полунедели лежать не давать же; а кто сверх того пролежит более, за те дни не давать им всего хлеба, столоваго запасу и указного всего же; да из жалования, что на те дни придется, вычитать без упущений."
Это правило было немедленно применено к делу: одному конюху следовало лежать только одну неделю, а он был болен две недели и потому за лишнюю неделю у него было удержано соответственное количество съестных припасов и жалования.

В 1786 году во Владимирской губернии генерал-губернатор граф Салтыков возбудил дело против помещика Карташева вследствие его жестокого обращения с крепостными. Это дело тем интереснее, что тут различным истязаниям подвергались не дворовые, а крестьяне. По приказу генерал-губернатора по этому случаю был произведен повальный обыск, а от соседних помещиков собраны сведения через предводителей дворянства. 164 человека, в том числе 7 духовных лиц, заявили, что они видели, как крестьяне Карташева ходят по ночам просить милостыню и при этом слышали от них, что они испытывают от помещика "жестокие и бесчеловечные побои", и от того некоторые из них умерли, а другие бежали. Иногда эти просящие милостыню крестьяне были бесчеловечно изсечены: одна крестьянка была не только вся избита, но у нее были даже переломлены руки. Некоторые крестьяне содержались под арестом в избе с заколоченными окнами и прикармливались только тою милостынею, которую им подавали в маленькую щель прохожие.
Нижний земский суд представил к следствию дворовую женщину, которая от побоев согнулась "наподобие бессловесных животных", так что она едва могла ползать на руках и ногах. По словам этой женщины, года два тому назад Карташев сам побил ее плотничьим правИлом и переломил ей спинную кость, так что после того она могла ходить только опираясь на палку; Карташев "за то ее приказывал неоднократно бить, а наконец, увидя на пожне согнувшуюся, ударил раза четыре ружейным прикладом, от чего и ныне раны есть".
Денщик брата этого помещика слышал, как один крестьянин умер после побоев в тот же день. Кроме того, он сам часто видал, как Карташев наказывал крестьян палками, батогами и кнутом и слышал, что многие после того умерли. Вследствие таких жестокостей помещика, в том селе, где он жил, осталось весьма мало крестьян, хотя прежде их было там до 150 душ, и несмотря на то, что владелец ежегодно переселял туда крестьян из других вотчин.

Информация о назначении реального наказания в статье отсутствует, указано только, что после освобождения из-под ареста нищасного Карташева выслали из Петербурга обратно в Владимирскую губернию. А граф Салтыков был вынужден оправдываться за свои действия.

Еще Петр Первый требовал, чтобы помещики исполняли свою единственную обязанность перед крепостными, кормя крестьян в голодные годы. За нищенство крестьянина на владельца налагался штраф в размере 5 рублей, деньги по тем временам немалые.
Но человеколюбивые помещики быстро нашли выход. Если дать вольную шестидесятилетнему изможденному дворовому или калеке, то по закону помещик не несет никакой ответственности за человека, хоть он милостыни обпросись. Подобного рода оптимизация бюджетных расходов стала настолько распространенным явлением, что Сенат туманно грозился туманными карами к тем, кто так поступает. Истории известны четыре случая, когда Сенат потребовал признать такие вольные недействительными, кары понятное дело к человеколюбивому помещику не применил.
Были и более остроумные дворяне.
"Один владелец отнял у крестьян всю землю, скупил весь скот по цене, назначенной им самим, заставлял работать всю неделю на себя, а чтобы они не умирали с голоду, кормил их на господском дворе и то по одному разу в день, а иным давал и месячину".

Можно ли было крестьянам жаловаться на своих господ? Ну... в принципе да.
"Уложение прямо запрещало принимать изветы людей и крестьян на владельца, кроме великих дел о государевом здоровье и об измене". В сноске к статье указан еще один случай "когда кто у себя в дому учнет делать беззаконие с рабою", но я что-то примеров привлечения по этому основанию в публикации не встречала.
К примеру, "крестьянам Мамонова, Горчакова и Казначеева было уже раз отказано, и этот отказ был прямо мотивирован постановлением Уложения (II глава, 13 пункт), по которому крепостным людям в изветах на помещика, кроме великих дел, верить не велено. На этот раз Сенат не пощадил всех этих челобитчиков и приказал, наказав их плетьми, отослать под караулом на родину. Из десяти дел, просмотренных 29 января 1763 года, упомянем о том, что десять однодворцев Воронежской губернии, жаловавшихся на то, что один помещик насильно закрепостил их, были также присуждены за подачу челобитной к наказанию плетьми."

Очень характерный пример царского милосердия я приведу с незначительными сокращениями, которые суть истории не меняют. Если белодельцы не верят, пусть ищут журналы и читают самостоятельно.

"В начале июля того же (1763) года, крестьяне Лопухиных, Леонтьева и Толстой из Московского и Коломенского уездов почти одновременно подали императрице челобитные.
В первой из челобитных двое крестьян, изложив свои жалобы на помещика Алексея Лопухина, в заключение говорит, что два месяца назад они уже подавали прошение государыне и были тогда отосланы к генерал-майору Козьмину, но, по их словам, "никакой от него резолюции не воспоследовало". Он только возвратил им прошение с надписью и велел по прежнему повиноваться господину, а они бояться идти к помещику, избившему до смерти их отца, опасаясь, как бы им "не принять от него смерти и жестокого мучительства". - "Лучше же В.И.В. вашею монаршею милостию определила нас к смерти или в вечное поселение", говорят в заключение крестьяне.
Крестьяне Леонтьева просили об облегчении оброка и о том, чтобы размеры его были определены раз навсегда.
Императрица была очень озабочена тем, что подано было сразу несколько челобитных от крестьян одной местности, притом же лежащей недалеко от Москвы. В именном указе, который Вяземский объявил сенату 11-го июля, она выражала опасение, чтобы оказующееся от крестьян на владельцев своих неудовольствие не размножилось бы и не произвело бы вредных следствий"; поэтому она приказала сенату придумать "благопристойные средства".
Сенат, выслушав челобитные, поданные крестьянами, предложил императрице следующие меры. "В пресечение таковых не дельных от крестьянства на помещиков своих доносов и представлений, до навсегдашняго о том в учреждающейся комиссии сочинения проекта новаго уложения, положения", сенат находил "наиудобнейшим средством" обнародовать печатный указ, чтобы крестьяне и дворовые люди не отваживались бить челом на своих помещиков, кроме дел, означенных в Уложении и прежде изданных указах, в противном случае челобитчики подвергнутся жестокому наказанию кнутом. Что же касается крестьян, которые на этот раз подали императрице "не дельные" и законами "и 13-му пункту II главы Уложения противные жалобы", то их следует допросить под пристрастием о том, кто сочинял им челобитные, и всех тех людей арестовать. Из крестьян же половину публично, с барабанным боем, наказать плетьми в Москве в торговый день на разных площадях; а другую половину наказать в их деревнях при собрании крестьян, а затем, смотря по желанию помещиков, или отправить на каторгу в Нерчинск, или возвратить владельцам.
Несмотря на всю суровость этого решения, сенаторы не могли не сознаться, что виновны тут собственно не крестьяне. "Но как сенат, рассматривая источник сего зла, сказано было в постановлении, находит, что может иногда над меру строгий и нерассудительный поступок помещиков, в рассуждении своих крестьян, подать сим последним к таковым челобитьям повод и достаточную по их мнению причину", то он нашел нужным поручить некоторым из своих членов секретно переговорить с владельцами этих челобитчиков, и посоветовать им, "чтобы они старались пользоваться правом господства, последуя человеколюбию и принимая в рассуждение силы крестьянские в обложении их оброком и работами".
Наконец 22 августа был обнародован сенатский указ по поводу этого дела. Императрица утвердила решение сената, а на будущее время было определено, что если кто, вопреки 13-му пункту II главы Уложения, "недозволенные на помещиков своих челобитные, а наипаче ея И.В. в собственные руки подавать отважится", то и челобитчики, и составители челобитных будут наказаны кнутом и сосланы в Нерчинск, в каторжную работу без срока, с зачетом помещикам в рекруты. Указ этот приказано было целый месяц читать в церквях по воскресеньям и праздникам.

"Русская старина", 1876 год.

Примеры объявлений о продаже крепостных, размещенных в "С.-Петербургских Ведомостях, изданных при Академии Наук в 1797 г.

2 января.
В Московской части, идучи от дому Логинова, по Большой Разъезжей улице и не доходя 2-х домов до кабака Больших Пеньков, в деревянном на каменном фундаменте под № 1 966 желтом доме, продается мальчик 16-ти лет. Желающие оного купить, о цене сведения получат от хозяина!

13 января.
На Петербургской стороне в приходе Троицкого собора в 4-м квартале в каменном доме под № 412 продаются три девки, которых покажет дворник Бабарыкин или сержант Шешуков. А о цене узнать от самого хозяина.

23 января.
Московской части в 5-м квартале близ Измайловского парадного мосту, на новых местах, продается от угла второй деревянный дом с садом. Тут же в доме можно купить кучера и голландскую корову, которая скоро телиться будет. Цену объявит хозяйка.

10 февраля.
Продаются: 17-ти лет мальчик, обученный парикмахерскому мастерству, и 13-ти лет девушка. Их можно видеть Измайловского полку в 7 роте у офицера Скугоревского.
За 180 рублей продается 20-ти лет девка, которая чистит белье и отчасти готовит кушание. О ней, так как и о продаже подержанной кареты и нового седла, спросить на почтовом дворе у сторожа Андрея Кузьмина.

13 февраля.
По Сергиевской улице продается каменный под № 1 617 дом за сходную цену. Тут же есть две продажные девки, с полпуда шведского кобольту, также дрожжи и сани.

13 марта.
В Малой Коломне в доме под № 502 продается дворовая 15-ти лет девка, умеющая шить и гладить белье и собою очень хороша. Желающие ее купить могут о ней спросить в оном же доме у дворника.

октября 2-го.
У Николая Морского в школе продаются банкетные скатерти длиной 22, шириной 6 аршинов, а также салфетки. Тут же продаются две девки ученые и мужик.

декабря 11-го.
Литейной части, против Сергия, продаются в церковном доме два человека - повар и кучер, годные в рекруты, да попугай.

"Русская старина", 1874 г. т. 11, стр. 177-178

В деревне память на события долгая. Очень долгая. И уже в силу этой памяти революция и гражданская война были не только предопределены, но и справедливы. Как и последующие репрессии с притеснениями по классовому признаку.

Накипело у людей, понимаете?

Comments

[tanda-mif-chgk.livejournal.com]

XVII
Однажды адмирал, вернувшийся с эскадрой на рейд поздно вечером, съехал на берег и отправился пешком в слободку.
Был двенадцатый час ... увидал при нежном свете предательницы луны стройную фигуру поспешно удаляющегося знакомого молодого мичмана, на ходу натягивающего сюртук.
Адмирал молча заскрежетал зубами в бессильной ярости, видя, как молодой мичман перелез через ограду садика и был таков.
Повернув голову, он увидал в дверях Макриду в одной рубашке, с обнаженной грудью и распущенными роскошными волосами, спускавшимися до колен. Со свечой в руках, освещавшей ее красивое, бледное как смерть лицо, она глядела с безмолвным ужасом на грозного адмирала. Адмирал отвел от нее взгляд, и плечи его вздрагивали. Он молчал, и это молчание обдавало смертельным холодом несчастную девушку. И она в каком-то отчаянии опустилась на колени, с мольбой сложив свои обнаженные белые руки.
... Уже с утра Макрида была заперта в сарае, одетая в затрапезное платье. Чудные волосы ее были, по приказанию адмирала, острижены.
В одиннадцать часов вечера адмирал вместе с двумя боцманами удалился в конюшню, куда привели и Макриду. Двери были наглухо затворены, но, несмотря на это, оттуда раздавались раздирающие душу крики и стоны. Потом все затихло. Адмиральша, потрясенная, теперь жалела несчастную Макриду. Полумертвую, ее ночью отнесли в слободку и через две недели отправили, еще не совсем оправившуюся, в деревню, где она впоследствии спилась и через несколько лет умерла.
Дочь Макриды, слишком похожая на адмирала, была помещена на воспитание и затем отдана в пансион в Петербурге. Адмирал любил свою, как он называл, "воспитанницу", часто навещал ее, и она изредка, по воскресеньям, приходила в ветлугинский дом на короткое время. И добрая адмиральша ласкала эту девочку, наделяла ее лакомствами и нередко плакала, вспоминая свои обиды и жалея бедную "батардку", как адмиральша про себя называла девочку. Когда эта девочка шестнадцати лет умерла, - адмиральша искренне ее оплакивала и была вместе с мужем на ее похоронах."

[lena-malaa.livejournal.com]

спасибо. Я просто и не знаю, что еще написать.

[tanda-mif-chgk.livejournal.com]

Это "Грозный адмирал" Станюковича. У него еще в "Няньке", например - тоже про крепостных... ну и еще кое-где...

[tanda-mif-chgk.livejournal.com]

Вот, кстати, еще - это уже Кассиль, "Великое противостояние"
"Устя была крепостной дворовой девчонкой помещика Кореванова. Кореванов слыл просвещенным человеком и заядлым театралом. У себя в имении он построил театр, где играли крепостные артисты. В то время это было очень модно. Многие богатые помещики заводили свои театральные труппы. После спектакля артисты шли снова работать на конюшню, в девичью, на скотный двор и в кузницу. Расщепей показал мне старинное объявление: «Продается горничная девка, обученная куафюру, знает по-французски, с хорошим голосом и может искусно играть роли на театре, о чем и уведомляются любители оного, а потом годится убирать господ и приготовлять хорошее кушанье. О цене справиться…»"

[tanda-mif-chgk.livejournal.com]

Тот же адмирал -
"В свое время Ветлугин был лихим капитаном, и суда, которыми он командовал, всегда считались образцовыми по порядку, чистоте, железной дисциплине и "дрессировке" матросов. У него, как любовно говорили старые моряки, были не матросы, а "черти", делавшие чудеса по быстроте и лихости работ. Но даже и в давно прошедшее жестокое время, когда во флоте царили линьки и зверская кулачная расправа считалась обязательным элементом морского обучения, Ветлугин выделялся своею жестокостью, так что матросы называли его между собою не иначе, как "генерал-арестантом" или "палачом-мордобоем". За малейшую оплошность он наказывал беспощадно. Офицеры боялись, а матросы положительно трепетали грозного капитана, когда он, бывало, стоя на юте и опершись на поручни, зорко наблюдал, весь внимание, за парусным учением.
И матросы действительно работали как "черти", восхищая старых парусных моряков своим, в сущности ни к чему не нужным, проворством, доведенным до последнего предела человеческой возможности. Еще бы не работать подобно "чертям"! Матросы знали своего командира, знали, что если марсели на учении будут закреплены не в две минуты, а в две с четвертью, то капитан, наблюдавший за продолжительностью работ с минутной склянкой в руках, отдаст приказание "спустить шкуру" всем марсовым опоздавшего марса. А это значило, по тем временам, получить от озверевших боцманов, под наблюдением не менее озверевшего старшего офицера, ударов по сту линьком короткой веревкой, в палец толщины, с узлом на конце."
"К семи часам повар Ларион уже стоял у дверей, выжидая, когда барин обратит на него внимание. Он, наконец, обратил и, приблизившись к повару, который низко поклонился и затем замер, вытянув руки по швам, быстро, точно и ясно заказал обед (адмирал распоряжался всем в доме сам) и крикнул:
- Понял?
- Понял, ваше высокопревосходительство!
Затем адмирал, по обыкновению, осведомлялся: что сегодня готовят для людей? (Для людского обеда было недельное расписание на каждый день.) Ларион доложил, что кислые щи с говядиной и пшенная каша с маслом. Тогда адмирал шел в кабинет, доставал из письменного стола деньги и, возвратившись, неизменно говорил суровым тоном, подавая повару деньги:
- Не транжирь... смотри!
- Слушаю, ваше высокопревосходительство! - так же неизменно отвечал Ларион и стоял как вкопанный, пока адмирал не говорил ему: "Пошел!" - или не делал соответствующего знака рукой...В половине двенадцатого Никандр обязательно входил в кабинет и докладывал, что "проба" готова. Вслед за тем появлялся повар Ларион в белом костюме, в безукоризненно чистом колпаке на голове, с подносом, на котором в двух маленьких деревянных чашках была "проба" людского обеда. Этот обычай, существующий на военных судах, строго соблюдался и в доме адмирала.
Адмирал обыкновенно съедал полчашки щей, хлебая их деревянной ложкой, и отведывал кашу. Если - что случалось редко - проба была нехороша, щи недостаточно жирны и мясо жилистое, адмирал несколько раз тыкал кулаком в лицо Лариона. Бледный, с подносом в руках, он только жмурился при виде адмиральского кулака и уходил иногда с разбитым в кровь лицом.
Сегодня щи были отличные. Адмирал, стоя, выхлебал почти всю чашку, отведал каши и, махнув рукой, сказал: "Обедать!"

[Константин Чахиров (from livejournal.com)]

"А дедушке Матвею Иванычу было над чем и над кем повластвовать, и он понимал себя в этом отношении не пятым колесом в колеснице и не отставным козы барабанщиком. Смотрит он, например, на девку Палашку, как она коверкается, и в то же время, если не формулирует, то всем существом сознает: я с этой Палашкой что̀ хочу, то сделаю: захочу — косу обстригу, захочу — за Антипку-пастуха замуж выдам!
— Палашка! хочешь за пастуха Антипку замуж!
— Помилуйте, барин! чем же я провинилась! кажется, стараюсь!
— А ну, Христос с тобой! пляши!
И Палашка ожесточеннее прежнего упирала руки в боки, прыгала, крутилась, взвизгивала, а дедушка посматривал на ее плясательные пароксизмы и думал про себя: однако важно я ее, поганку, напугал"!
М. Е. Салтыков-Щедрин, "Дневник провинциала в Петербурге"

[lena-malaa.livejournal.com]

мирный барин, такой патрирхальный и добрый...

[Константин Чахиров (from livejournal.com)]

О, да...

[bantaputu.livejournal.com]

Текст - почти порно с элементами S&M.

Что есть, то есть. Ругайте стилиста.